Боевой путь эскадры вице-адмирала Д.Н. Сенявина вершина славы и горечь финала.

Боевой путь эскадры вице-адмирала Д.Н. Сенявина:вершина славы и горечь финала.В 1805 г. над широким политическим горизонтом Европы сгустились тучи грядущих сражений: непомерное честолюбие генерала Бонапарта, возведшего себя в императорское достоинство, грозило обернуться большой войной. Грандиозные завоевательные планы Наполеона тревожили умы политиков и особенно монархов, и перед возросшей опасностью они срочно принимали меры: проводили переговоры, объединялись в коалиции, обговаривали условия будущих операций. Стержневой осью антифранцузских коалиций являлась Россия, на материальные и людские ресурсы которой в борьбе с французами очень рассчитывали ведущие державы. Однако императора Александра судьба Европы всерьез взволновала только после крупных поражений русско-австрийских и прусских войск, а пока его беспокоило будущее Ионической республики, которая находилась под покровительством России после ухода от острова Корфу главных военно- морских сил под начальством адмирала Ф.Ф. Ушакова в 1800 г.

Боевой путь эскадры вице-адмирала Д.Н. Сенявина:вершина славы и горечь финала.
остров Корфу, Греция.

В 1804 г. Александр I принимает решение отправить к Корфу эскадру под командованием капитан-командора А.С. Грейга, которому направил рескрипт: «Предмет пребывания в Корфу сей дивизии состоит в том, чтобы по всей возможности содействовать к безопасности и благу жителей республики Семи Соединенных островов».1 В следующем «Наставлении» император предписывал А.С. Грейгу стараться благополучно дойти до Корфу, «без крайней надобности не заходить в чужие порты», лоцманов брать только самых «благонадежных и искусных», встречным судам и крепостям салютовать в соответствии с трактатами о салютации, с торговыми кораблями «поступить дружелюбно и с приличною благопристойностию, но буде бы от них показано будет какое либо неуважение или обида, защищать права свои со всякою решительностию и силою» и «оборонять честь флага нашего». По пути следования и во время прибывания на Корфу соблюдать положенный по уставу воинский порядок, во время молитв сохранять подобающее благоговение, беречь здоровье гардемарин и матросов.В тот период к числу обязательных корабельных запасов, необходимых для поддержания здоровья личного состава флота, относились клюквенный сок, яблочно-медовый или солодовый сбитень, квашеная капуста, красное вино, рейнский уксус, французская водка, «хреновое пиво в больших бочках», зелень, говядина, перловая и гречневая крупы.

Боевой путь эскадры вице-адмирала Д.Н. Сенявина:вершина славы и горечь финала.
А.С. Грейг,адмирал (1828),командующий Черноморским флотом.

В октябре 1804 г. отряд в составе 66-пушечного корабля «Ретвизан» (флаг А.С. Грейга, командир капитан-лейтенант Ф. Селиванов), 74-пушечного «Св. Елена» (командир капитан 1 ранга И. Быченский) и двух трофейных фрегатов, взятых у шведов на Балтике в ходе русско-шведской войны 1788 – 1790 гг. - 44-пушечного «Венус» (командир капитан 1 ранга Р. Эльфинстон) и 24-пушечного «Автроил» (командир капитан-лейтенант Н. Баскаков) вышел из Кронштадта. Вместе с Грейгом отправился корабельный мастер Илья Разумов, плотники, мачтовые мастера, десятники, столяры, кузнецы и другие работники, необходимые при выполнении судоремонтных работ. Согласно высочайшему повелению, государственный казначей Ф.А. Голубцов на первое время выдал Грейгу конвертируемые голландские червонцы на сумму 20 тысяч рублей, по тогдашнему курсу 3 рубля 68 копеек за один голландский червонец.На месте назначения Грейгу поручалось координировать свои действия с находившимся там командующим сухопутными войсками генерал-майором Р. фон Анрепом и полномочным представителем России графом Г.Д. Моцениго. 11 (23 января) 1805 г. отряд контр-адмирала А.С. Грейга прибыл к Корфу.

Прибытие российских морских сил в Ионическое море совпало с изменениями на внешнеполитической арене. Успехи французских войск в Италии и захват Генуэзской республики ускорил заключение нового союзного трактата между Россией и Англией – его подписание состоялось в Петербурге 30 марта (11 апреля) 1805 г. Этот договор положил начало третьей антифранцузской коалиции, к которой в том же году присоединились Австрия, Швеция, Дания и Королевство Обеих Сицилий. Выделив в помощь австрийцам многотысячную армию для действий на сухопутном театре, император Александр приказал в подкрепление отряду А.С. Грейга отправить к Корфу дополнительную эскадру; главнокомандующим всеми морскими и сухопутными силами в Средиземном море он назначил Дмитрия Николаевича Сенявина.

Боевой путь эскадры вице-адмирала Д.Н. Сенявина:вершина славы и горечь финала.
Дмитрий Николаевич Сенявин (6 (17) августа 1763 — 5 (17) апреля 1831) — русский флотоводец, адмирал.

Весной 1805 г. в Кронштадтском порту развернулась подготовка «к средиземноморскому вояжу». В кратчайшие сроки корабли предстояло вооружить и оснастить, укомплектовать экипажами, запастись провизией, порохом, боеприпасами и для того, чтобы представить объем выполняемых работ, обратимся к подлинным приказам вице-адмирала Д.Н. Сенявина. Так, приказ от 31 июля 1805 г. гласил: «Господам командующим вверенной мне дивизии предписываю сколько возможно избрать матроз знающих шить коих отослать немедленно при реестрах в парусную мастерскую».В парусной мастерской паруса шили и простёгивали вручную, и для вооружения, например, одного 74-пушечного корабля нужно было пошить 35 парусов общей площадью около 8 тысяч 305 кв. м.

Для оснащения судов такелажем требовалось огромное количество верёвок, которые изготавливали на канатных заводах, а потом крутили – также вручную, поэтому в следующем приказе адмирал предписывал: «Господин Кук хозяин здешняго партикулярнаго завода, обязался зделать разнаго такелажа до двух тысяч пуд с тем, чтобы даваемы ему были рабочие люди с заплатою каждому по 70 копеек в день, и для той работы благоволят господа командующие посылать к нему ежедневно лутчих матроз с караблей Ярослава, Москвы и с Петра по семи человек, да к надсматриванию за ними ундер афицера с карабля Москвы». В период подготовки к походу не обходилось и без эксцессов среди матросов – в основном в виде пьянства, самовольных отлучек от команды и уклонения от выполнения служебных обязанностей (как говорил Д.Н. Сенявин, «от понесения службы пронырством откупалися»). За такие проступки Морской устав предусматривал самое суровое наказание, от «битья шпицрутенами, кнутом, линьками и кошками» до «вырезания ноздрей» и отправления «в вечную работу на галеры». В отдельных случаях за дезертирство или за то, что матрос ударил офицера, полагалась смертная казнь.

10-го августа командирам кораблей Сенявин приказал «всех без изъятия нижних чинов и служителей вымыть в бане, а завтрашнего числа как афицерский так и служительский екипаж перебраться на карабль. 12-го числа выходить на рейд». Господам офицерам Дмитрий Николаевич рекомендовал вместо пустой брошюры «Разговоры Адмирала с капитаном» изучать полезный труд инспектора Морского кадетского корпуса, члена Императорской Академии Наук капитан-командора Платона Гамалеи «Опыт морской практики», а также тексты «разных конвенций, трактатов и договоров» России с иностранными державами. Главнокомандующий предупреждал: офицер Российского флота должен ориентироваться во внешнеполитической конъюнктуре, разбираться во взаимоотношениях держав и знать, какая из них дружественна на данный момент, а какая враждебна.

Боевой путь эскадры вице-адмирала Д.Н. Сенявина:вершина славы и горечь финала.
Платона Гамалея - Военно-морской теоретик, капитан-командор (1804), почётный член Петербургской АН (1800), действительный член Российской академии (1808).
Труды по кораблевождению, морской практике, навигации, астрономии, в т.ч. «Вышняя теория морского искусства» (1801—04), «Теория и практика кораблевождения» (1806—08).

Когда корабли готовились выйти на рейд, главный командир Кронштадтского порта адмирал П.И. Ханыков приказал провести обязательное медицинское освидетельствование нижних чинов. Результаты обследования ошеломили докторов и флотских начальников: статистика заболеваемости поражала. Например, только на одном корабле «Святой Петр» из 42 человек матросов больных опасными болезнями – «венерической ломотой» и «венерической чесоткой» оказалось девять человек. На втором месте шла цинга – семь человек, далее «падучие болезни» и «неспособность для кампании по старости». В масштабе всей эскадры такие цифры, соответственно, возрастали, поэтому срочно пришлось принимать экстренные меры, в том числе заменять «неспособных» к походу и переукомплектовывать команды.

Наконец, в двадцатых числах августа 1805 г. 74-пушечные корабли «Ярослав» (флаг Д.Н. Сенявина), «Св. Петр», «Москва», «Селафаил», 80-пушечного ранга «Уриил» и 23-пушечный транспорт «Кильдюин» вытянулись на Кронштадтском рейде; на их борту находились два батальона 2-го Морского полка под командованием подполковника Ф. Боасселя, а всего – 3350 человек. 25 августа эскадру посетил Александр I: его гребной катер под императорским штандартом шел впереди длинного ряда шлюпок под шелковыми адмиральскими флагами; матросы, расставленные по реям и вантам, кричали «Ура!», а с кораблей и крепостей производился пушечный салют. После высочайшего смотра, 10 сентября 1805 г. эскадра вышла по назначению.

По прибытии в Англию, в Портсмут, едва на Спитхедском рейде стали на якорь, как к флагманскому «Ярославу» подошла шлюпка от главного командира Портсмутского порта адмирала Монтегю с приветствиями и поздравлениями. Участник того похода мичман Владимир Броневский вспоминал: англичане всегда требовали для себя преимущества в салютации, но «с некоторого времени с российскими адмиралами они сделались снисходительнее». На 13 выстрелов англичане отвечали равным числом. «Едва успели мы убрать парусы, - писал Броневский, - как множество любопытных взошло на корабль, торговки продавали свежую зелень, хлеб, сливки и плоды… Внимание английского правительства простиралось до того, что мы, не сходя с корабля, имели все нужное». Кроме свежей провизии, у англичан закупили два легких брига добротной постройки, которые Сенявин наименовал «Феникс» и «Аргус», для судов громоотводы, «машины для очищения воздуха», «машины для сверления пушек», «машины для очищения воды». Также покупали свечи, уголь, дрова, а вместо кваса «для питья служителям» командующий приказал «купить пива на каждый корабль по 10, а на фрегат 3 тоны». Тогда у России с Англией существовали самые теплые дружественные отношения.

Тогда у России с Англией существовали самые теплые дружественные отношения. Стоянка в Портсмуте совпала с общенациональным торжеством: 25 октября англичане получили известие о сражении эскадры вице-адмирала Нельсона с испано-французским флотом на параллели мыса Трафальгар, которое завершилось полным разгромом союзников. Англия ликовала. Народ высыпал на улицы, с кораблей и крепостей раздавались выстрелы, музыканты играли гимн «Британия, правь волнами!». В начальных числах декабря, когда российская эскадра покидала Портсмут, увидели приближающиеся к рейду английские корабли, сильно поврежденные во время сражения. Среди них шел флагманский Нельсона «Victory» с телом адмирала. Очевидец вспоминал: «Спущенные в половину флаги и вымпелы, осколки мачт и пробитые ядрами борты кораблей возбуждали наше любопытство и внушали глубокое чувство уважения к безстрашному герою Англии. Наш адмиральский корабль салютовал ему 15 выстрелами», «Victory» «ответствовал равным числом».

17 декабря эскадра благополучно миновала Гибралтар и вышла из Атлантического океана в Средиземное море. Зима тогда выдалась на редкость теплая и во время вынужденных стоянок из-за штиля моряки отдыхали, купались, ловили рыбу, а для не умевших плавать специально спускали шлюпки, натягивали у бортов паруса и на них опускали людей в воду. Всем казалось очень забавным, когда касатки и дельфины смело подплывали к пловцам или кружили вокруг кораблей. 19 января нового, 1806 г., эскадра Сенявина пришла к Корфу.

Дмитрий Николаевич встретился с представителем России на Корфу полномочным министром графом Г.Д. Моцениго и просил его оказать помощь в снабжении наличными деньгами. У Сенявина имелись векселя и аккредитивы на банки в Венеции, но по причине военных обстоятельств обменять их уже не представлялось возможным, что сразу же вызвало ряд затруднений в выдаче жалования офицерам и в закупках продовольствия. Г.Д. Моцениго посоветовал часть векселей вместо Венеции отправить в Константинополь, где наш посланник Андрей Италинский поможет обменять их на наличные деньги, а пока выручил тем, что из имеющейся у него суммы закупил у местного населения 250 быков и заключил контракт с мясниками на поставку мяса. Через некоторое время А.Я. Италинский прислал Сенявину «ходячую монету» - конвертируемую валюту в размере 4200 венецианских червонцев и 162200 турецких пиастров.

Впоследствии вопрос с провиантским снабжением эскадры и сухопутных войск стал еще острее. Так, в апреле 1806 г. Дмитрий Николаевич напишет в Петербург товарищу Министра военных морских сил адмиралу П.В. Чичагову: «Доставленные сюда из черноморских портов на транспорте Диомид ржаные сухари 8061 пуд назначены к приему на корабли здесь находящиеся, но ни один из приемщиков нерешился принимать, потому что некоторые из оных гнилые, а некоторые с червями». Наряду с крупами ржаные сухари составляли неотъемлемую часть рациона питания матросов, и когда большая часть сухарей оказывалась «с затхлостью, с паутинами и червями», то их просто выбрасывали в море или, как в данном случае, Сенявин отправил транспорт «Диомид» обратно в черноморские порты.

Вскоре по прибытии на Корфу Дмитрий Николаевич получил депешу от посланника в Неаполе Д.П. Татищева, в которой говорилось: «Вследствие мира, заключенного между австрийцами и Францией, не токмо Венецианская область причислена к так называемому 6 Итальянскому королевству, но и Истрия и Далмация. Подобное приращение Франции в сих странах совершенно противно видам нашего Высочайшего Двора». Д.П. Татищев просил Дмитрия Николаевича «стараться всеми силами препятствовать распространению влияния французов», для чего отрядить в Адриатику, к берегам Далмации и Рагузы несколько судов для крейсерских операций. В феврале положение в Италии еще более осложнилось: французские войска вступили в Неаполь, а корпус генерала Мармона продвигался на юг по восточному побережью Адриатики и рвался к Боко ди Катаро (Бокка ди Каттаро). Эта область отходила к Франции по условиям капитуляции Австрии после поражения русско-австрийских войск под Аустерлицем и имела важное стратегическое значение. Создав там маневренную базу, французы получили бы возможность свободно оперировать в Адриатике, контролировать завоеванный Неаполь и открыть военные действия против Корфу. Поэтому перед российскими морскими и сухопутными силами стояла задача не допустить противника занять Боко ди Катаро и вытеснить его из прибрежных областей восточной части Адриатики. С выходом Австрии из войны фактически произошел распад третьей антифранцузской коалиции, но Россия и Англия продолжили боевые действия.

В течение марта – мая 1806 года эскадра Д.Н. Сенявина (флаг на корабле «Селафаил») непрерывно находилась в крейсерстве в Адриатическом море. Первым в залив Боко ди Катаро пришел корабль «Азия» под командованием капитана 1 ранга Генриха Белли и стал на якорь в виду крепости Кастель Ново, затем в тот район подошел фрегат «Венус», а потом прибыл и сам Сенявин с остальными кораблями. Лидер движения сопротивления Черногории митрополит П.П. Негош лично приехал к адмиралу для переговоров и предложил вооруженную помощь со стороны черногорцев, что стало не только значительной поддержкой российским силам, но также дало им возможность получить в Катаро операционную базу с удобной гаванью и перенести театр военных действий от Корфу к побережью Далмации. Установив тесную блокаду, россияне отрезали сообщение противника с Италией морем, а заняв с помощью черногорских отрядов крепости Катаро и Кастель Ново, Сенявин начал блокаду Рагузы и Венеции.

Численность вооруженных черногорцев вместе с бокезцами доходила от трех до пяти тысяч человек, и располагая такой боевой силой, Сенявин высылал отдельные группы на главные коммуникации противника. Черногорцы нарушали подвоз подкреплений к прибрежным крепостям, вместе с российскими десантными войсками блокировали и штурмовали крепости, занятые французами. Участник тех событий отзывался о черногорцах, что они «отличались не только храбростию, но и повиновением и человеколюбием». С пленными обращались хорошо и по-доброму, «ни одного не убили и ни чем не обидели». Черногорцам нравилось плавать на русских кораблях, но особенно они ценили сердечное к ним отношение и уважение со стороны Дмитрия Николаевича. В отличие от черногорцев, много хлопот адмиралу доставляли капитулировавшие перед Наполеоном австрийцы. Как говорил Сенявин, «в угоду французам» они всячески добивались возвращения Боко ди Катаро Франции и неоднократно высказывали по этому поводу протесты российскому посланнику в Вене А.К. Разумовскому. Дело доходило до того, что император Александр предписал Разумовскому «вступить по сему предмету в непосредственное сношение с французским послом» в Вене, и по его реакции уже решать, оставлять Боку или удерживать.

Вскоре российскому главнокомандующему с тремя кораблями пришлось идти в Триест – он получил информацию о задержании австрийскими властями в порту российских купеческих судов и о подготовке французами их захвата в море на случай, если австрийцы все-таки выпустят суда из порта. По приходе в Триест, к адмиралу прибыл австрийский чиновник с приказом: вход в порт русским кораблям запрещен по причине невозвращения Франции провинции Боко ди Катаро. Тем не менее, Сенявин начал переговоры, добился освобождения судов и обеспечил им безопасный путь. Современник тех событий свидетельствует: Дмитрий Николаевич решительно заявил, что не отступится от своего требования и не допустит унижения российского флага. Он несет за всё ответственность, а тем более, когда дело «касается чести и должного уважения» к его Отечеству.

По возвращении в Боку российский консул Санковский уведомил адмирала, что за время его отсутствия черногорцы при огневой поддержке с моря российской корабельной артиллерии вытеснили французов из Старой Рагузы к Новой (Дубровнику), но теперь переброску подкрепления противник стал осуществлять через турецкую границу. Это обстоятельство очень насторожило Сенявина: если Турция попустительствует французам, то вероятнее всего дело идет к разрыву с Россией, поэтому просил Г.Д. Моцениго и особенно А.Я. Италинского точно выяснить позицию Порты.

В начальных числах августа 1806 г. на корабль «Селафаил» Дмитрию Николаевичу доставили копию мирного договора, подписанного 8 (20) июля 1806 г. в Париже представителем России Петром Убри и французским генералом Генрихом Кларком. В статье III говорилось: «Российские войска сдадут французским войскам территорию, известную под именем Бокка ди Каттаро, которая принадлежит, как и Далмация, Его Величеству Императору Французов. Российским войскам будут предоставлены все соответственные облегчения для очищения Бокка ди Каттаро и земель Рагузы, Черногории и Далмации». Однако Александр I не ратифицировал этот договор и повелел Сенявину продолжать военные действия. На усиление российских морских и сухопутных сил в Ионическом море и Адриатике спешила третья эскадра под начальством капитан- командора И.А. Игнатьева.

Сам же Дмитрий Николаевич, находясь в Бока ди Катаро, отправил П.В. Чичагову письмо: «Здешние народы весьма лакомы на подарки. Я не имею для сего никаких возможностей и купить нечего. Весьма бы хорошо если бы Ваше Превосходительство соизволили приказать послать несколько хотя недорогих часов, табакерок или перстней, а всего лучше пистолетов и двуствольных ружей почетным людям». А еще, добавил Сенявин, неплохо бы «жаловать их от имени Его Императорского Величества медалями на разных лентах, коих я также не имею».

Это письмо попало в Петербург только через два месяца, перед выходом в море эскадры И.А. Игнатьева, и по ходатайству Сенявина Александр I поручил Игнатьеву закупить в Англии «несколько разных вещей, как то: двуствольных ружей, пистолетов, табакерок, часов и перстней недорогой цены». На закупку всего перечисленного Игнатьеву выделили из казначейства 500 червонцев. Он доставил Сенявину восемь дорогих табакерок ценой от 310 до 160 рублей, 15 бриллиантовых перстней по предельно высоким ценам – от 1100 до 425 рублей и 12 часов от 225 до 110 рублей,но Дмитрий Николаевич «употребил в дело» только шесть перстней, двое часов и одну табакерку, остальные хранил и сберег даже будучи в самом затруднительном материальном положении в Лиссабоне и особенно в Англии, и вернул все в казну по возвращении в Россию.

Тем временем, на восточном побережье Адриатики продолжалась блокада Рагузы. Черногорцы захватывали французские обозы, шедшие со стороны турецкой границы, нападали на передовые посты. Противник, лишенный возможности получать подкрепление со стороны моря, действовал теперь в пограничных с Османской империей областях, совершал вылазки из горных укрытий и грабил местных жителей, в основном подданных султана. Сенявин - через министра А.Я. Италинского - неоднократно обращался к турецким властям с требованиями принять меры к пресечению таких действий, обеспечить защиту населению и оказывать французам вооруженный отпор. Но турки не отреагировали даже в тот момент, когда в Константинополь пришло известие об очередном преступлении французов: они напали на мирную деревню и полностью выжгли ее только за то, что жители, подданные турецкого султана, не подняли оружия против русских и черногорских войск.

Историки, занимавшиеся данной проблематикой, как правило писали о полной и успешной борьбе российско-черногорских отрядов в том регионе и это, конечно же, правда, однако обнаруженное письмо Д.Н. Сенявина свидетельствует о многих трудностях на том пути. Так, в июне 1806 г. в письме П.В. Чичагову адмирал откровенно 9 признавался: «Хотя с французами находимся мы недалее как на двухдневном переходе, но никак нельзя верно узнать, что у них делается, хотя и есть выходцы оттуда (бежавшие пленные), но ни на что уверится неможно, а потому не могу зделать точного доношения о положении Рагузы и числа войск там находящихся. Французы имеют в действиях военных гораздо более выгод чем мы. Нам сыскать надежного и верного шпиона почти невозможно, ибо строгости французских законов и властей каждого из них останавливает».

20 августа 1806 г. эскадра капитан-командора И.А. Игнатьева с тремя морскими полками вышла из Кронштадта; она состояла из новых, только что сошедших на воду кораблей: «Сильный» (флаг И.А. Игнатьева), «Рафаил», «Твердый», «Мощный» и «Скорый», и фрегата «Легкий»; все они имели надежное парусное и мощное артиллерийское вооружение. Морякам предстояло следовать в сложнейших условиях, так как почти все побережье Италии было занято французскими войсками. Министр иностранных дел А.Я. Будберг инструктировал Игнатьева: «Положение наше со всеми северными державами есть самое дружественное и сомнения никакого нет, что при проходе эскадры как в портах их, равно и при встрече с их судами всякое вспомоществование будет оказано... Гишпания и Португалия равномерно оказывают Двору нашему наилучшее расположение, но как первая из них по изнеможению внутренних своих способов находится в совершенном порабощении, а вторая поминутно ожидает вторжения французских войск в свои области», то без необходимости в испанские и португальские порты не заходить. Требуемую помощь можно получить в Гибралтаре и на Сицилии, где находятся английские сторожевые и крейсерские суда. «Для переписки по части политической» Будберг командировал на эскадру «достойного чиновника» МИДа Павла Свиньина.

Во время стоянки в Портсмуте Игнатьев закупил крупную партию огнестрельного оружия – двуствольные ружья и пистолеты, а по совету английских снабженцев приобрел качественную «балансирную» провизию: перловую крупу, пшено сорочинское, масло коровье, ржаные сухари, зелень, 15200 кочанов капусты, 6219 связок моркови, картофель, лук, репу, 101 бочку водки и 110 бочонков красного вина. По прибытии этой эскадры на Корфу, российские военно-морские силы в Ионическом море и Адриатике насчитывали: 14 линейных кораблей, пять фрегатов, три военных брига, два транспорта, два корвета и несколько малых судов, в том числе призовых, взятых у французов, а также фрегат «Григорий Великой Армении», переоборудованный под госпитальное судно. Общее количество флотских и сухопутных чинов доходило до 44 тысяч человек, орудий – до 1200.

С наступлением осени отношения России с Оттоманской Портой резко ухудшились, чему способствовала усиленная деятельность нового французского посла в Константинополе Себастиани. Политический расчет Наполеона сводился к тому, чтобы разрушить русско- турецкий союз, действовавший с 1798 г., отвлечь российскую армию от европейских театров военных действий и направить ее на борьбу с турками. В отличие от успешных сухопутных операций, положение французов на море выглядело поистине катастрофическим: в 1798 г. они потеряли большую часть флота в Египте под Абукиром, затем в 1799 – 1800 гг. лишились важных стратегических позиций – Ионических островов и Мальты, затем последовал разгром под Трафальгаром. Тогда «император французов» решил прибегнуть к старому проверенному способу – подвигнуть турок на войну с Россией, что и поручил выполнить Себастиани.

От имени своего императора Себастиани призывал султана Селима III вернуться к давней дружбе с Францией и отступиться от России, и добился этой цели. Следующий шаг Себастиани предпринял в сентябре 1806 г., когда решительно потребовал от султана закрыть Дарданеллы для русских военных и торговых судов, которые согласно действовавшему с 1798 г. договору имели право свободного прохода в Средиземное море и обратно в Черное. 15 октября 1806 г. Высокая Порта подготовила указ об объявлении российского министра Андрея Италинского персоной нон грата.30 На такие действия немедленно отреагировал британский вице-адмирал Катберт Коллингвуд, находившийся с эскадрой на боевом дежурстве в Средиземном море в виду испанского порта Кадис. Коллингвуд отрядил часть судов к Дарданеллам с целью демонстрации силы и контроля ситуации.

Далее события развивались стремительно. 23 октября 1806 г. П.В. Чичагов направил Сенявину секретное предписание:
«Поведение Порты Оттоманской, руководствуемой внушениями французского правительства, уклонение ее от выполнения разных статей трактатов наших с нею и явное оных нарушение низложением господарей Молдавского и Воложскаго, прежде постановленного между двумя Империями для правления их срока, понудили Его Императорское Величество дать повеление министру своему в Царьграде, дабы он испросил полное удовлетворение по требованиям нашим. В случае же отказа оставить Царьград со всею миссиею. Все сюда доходящие известия не оставляют никакой надежды, чтобы до желаемой нами цели искоренять влияние Франции и возстановить на прочном основании доброе наше с Портою согласие».

При первом известии о разрыве отношений с Турцией, П.В. Чичагов предписывал Д.Н. Сенявину так распределить силы, чтобы «не выпускать из моря все турецкие суда оказавшиеся в акватории, а также следовавшие в Египет или обратно к своим портам, вплоть до их захвата», совершать нападения на турецкие берега, острова и военный флот, пресекать сообщение с Константинополем через Дарданеллы и наносить урон турецкой торговле. Тогда же в октябре 1806 г., Александр I отдал приказ командующему Молдавской армией генералу И.И. Михельсону ввести войска в Бессарабию, Молдавию и Валахию. Российский министр иностранных дел А.Я. Будберг циркулярной нотой разъяснял послам – эта меры вынужденная, необходимая для защиты границ, но Высокая Порта приняла ее за casus belli.

Турки усиленно готовились к войне: с помощью французских инженеров спешно укрепляли крепости по Дунаю и Днестру и сосредотачивали войска на границах, о чем главный командир Черноморского флота маркиз И.И. (Ж.-Б.) де Траверсе получал предупреждения из Ясс. В случае открытия военных действий, Александр I приказал главнокомандующему в Грузии генералу И.В. Гудовичу действовать наступательно на турецкие пашалыки в Азии. Одновременно последовал приказ и Траверсе: Черноморскому флоту находиться в полной готовности к выходу в море, и «приведя гребной флот в совершенную исправность, расположить в таком месте, откуда удобно выйти в море во всякое время года, для следования к неприятельским берегам в содействие сухопутным войскам». В ноябре Селим III подписал фирман на закрытие Проливов для русских военных и торговых кораблей, что сразу же затруднило и без того сложное снабжение эскадры Д.Н. Сенявина.

Когда окончательно стали ясны намерения турок в отношении начать кампанию, русский отряд вступил в Хотин: паша сдал крепость без боя, после чего сдались Бендеры. Затем адмирал П.В. Чичагов подал императору мысль об одновременном использовании против турок ресурсов всех морских сил – эскадры Д.Н. Сенявина и Черноморского флота (ЧФ). Целью операции являлся прорыв Сенявина через Дарданеллы к Константинополю со стороны Средиземного моря и одновременное вторжение флота в Босфор со стороны Черного моря, с последующим захватом турецкой столицы. Время для проведения такой операции представлялось вполне удачным. Успешные действия Сенявина против французов в Адриатике обеспечили ему господство на море, а с ведущей морской державой – Англией существовал «тесный союз», поэтому в случае необходимости можно рассчитывать на поддержку англичан.

В отличие от Чичагова, Александр I больше склонялся к демонстрации силы и считал, что если все-таки придется брать Константинополь, то «не для покорения его Россиею», а для того, чтобы вынудить турок пойти на примирение, но в итоге согласился с доводами своего министра. Перед армией император поставил задачу при поддержке Черноморской гребной флотилии удержаться между Днестром и Дунаем и ко времени прорыва флота через Босфор и Дарданеллы отвлекать в тот район силы противника от Константинополя. Таким образом, наметились главные стратегические цели предстоявшей кампании и обозначились четыре театра военных действий: на Дунае, на азиатской границе, на Черном и Средиземном морях.

План операции, разработанный в Петербурге, получил условное название «Дарданеллы - Босфор - Константинополь». Отметим, что планы захвата турецкой столицы существовали со времен царствования Екатерины II, но чтобы их реализовать, требовались колоссальные людские и технические ресурсы, и обязательно учесть состояние береговых укреплений Проливов и ряд других факторов. Однако по сравнению с русско-турецкой войной 1768 - 1774 гг., когда прорыв незначительных сил под командованием Алексея Орлова к Босфору из Архипелага через Дарданеллы и Мраморное море с военной точки зрения был неосуществим, то в 1807 г. при грамотном взаимодействии эскадры Сенявина с ЧФ такое задание выглядело вполне реальным. Но Россия упустила тогда редкую возможность взять турецкую столицу и продиктовать противнику мир на выгодных для себя условиях.

Обстановка сложилась так. В конце уходившего 1806 г. в Петербург доставили копию письма турецкого султана к великому визирю: «Неверные россияне нарушили свои трактаты с нами, завладевши врасплох крепостями Бендерскою и Хотинскою, чем и доказали, что мерзость и вероломство никогда не переставали существовать».34 18 (30) декабря 1806 года Высокая Порта объявила России войну, а в начале нового, 1807 г. английский фрегат «Active» доставил российского министра Андрея Яковлевича Италинского из Константинополя на Мальту. В тех сложных условиях интересы России - как дружественной Англии державы отстаивал в Турции британский посол Чарльз Арбутнот. Покидая турецкую столицу в знак протеста против решения Порты, он пригрозил, что скоро вернется, но уже не один, а с мощной эскадрой адмирала Д. Дукворта.

В письме от 8 января 1807 г. П.В. Чичагов изложил Д.Н. Сенявину следующие инструкции:
«Без малейшего упущения времени избрать способнейших до 10ти и более кораблей с пристойным числом фрегатов и отправиться к Дарданеллам. (Помета на полях: Полагается в сие число и несколько англинских). Занятие сего пункта и воспрепятствование туркам всякого сообщения с Азиатским берегом, откуда они войска и разные другие пособия получают, должно быть первым предметом действий ваших. Если бы могли вы распространить влияние ваше на пресечение такого же сообщения и по проливу и Мраморному морю, то сие к важным послужило бы успехам. Равномерно стараться должно занять и другие из важнейших пунктов в Архипелаге, в том числе острова Родос, Метелин и другие, особливо по находящимся на них верфям. (Помета на полях:Главнейшая цель действий ваших направляема быть должна к нанесению удара в самое недро Оттоманской империи, достижением и покорение ея столицы).
Далее Чичагов предписывал отрядить несколько кораблей к Египту «для блокады портов того края и для стеснения тамошней торговли», но так, чтобы иметь возможность снабжать собственный флот продовольствием и припасами, повсюду высаживать десанты, обстреливать побережье с моря, учредить крейсерскую службу, установить постоянную связь с генералом И.И. Михельсоном, пресекать сообщения турок с французами, «чтоб не только войска их проходить, но даже курьеры и письменные сношения пропускаемы быть не могли». Особо П.В. Чичагов подчеркивал: с англичанами «сохранять доброе согласие» и добиться от них предоставления пяти - шести кораблей. А для придания большего веса политическим делам и учитывая то, что Англия дружна с Неаполитанским королевством, в портах которого развеваются и российские флаги, отрядить несколько судов к берегам Сицилии. Сделать это необходимо по причине того, что на Сицилии нашли убежище король Неаполя и Обеих Сицилий Фердинанд IV и королева Мария- Клементина.

Чичагов уточнял действия Сенявина: «В уповании, что подвиг таковой с помощию Божию увенчан будет желаемым успехом и вы достигнете стен Царьграда», то избегать напрасного кровопролития, жертв, разрушений и разорения города. «Взять оный на капитуляцию, завладеть оным и принять все благонадежные меры к удержанию в своей власти... Особливо стараться завладеть и сберечь в целости флот их или суда», а в случае невозможности – сжечь их и уничтожить. Если потребуется, то «призвать в помощь войска генерала Михельсона из Валахии. Для нападения со стороны Черного моря приемлются все могущие способствовать к тому меры», - заверил Чичагов.

Итак, задача поставлена – захват Дарданелл со стороны Средиземного моря и вторжение в Босфор со стороны Черного. Как видно из документа, эту операцию начальство планировало провести силами эскадры Сенявина совместно с английским флотом, что конечно же было целесообразно, однако обратим внимание на важный факт: о действиях Черноморского флота П.В. Чичагов лишь неопределенно упомянул, что «для равномерного нападения со стороны Черного моря приемлются» все меры. К выводам в отношении задания «Босфор - Дарданеллы - Константинополь» еще вернемся.

Пока же рескриптом от 20 января 1807 г. император Александр подтвердил Сенявину действовать согласно предписанию от 8 января, добавив, что «при всякой возможной встрече с неприятелем не только отразить, но разбить и буде надобно, совершенно истребить его». Одновременно главный начальник на Черном море И.И. Траверсе получил приказ по флоту: подготовить и вооружить к кампании линейные корабли и фрегаты, а также брандеры, бомбардирские, транспортные, перевозные и купеческие суда, на которые «поместить 15 - 20 тысяч войск и следовать к Константинополю». Командование Босфорской операцией император вверил контр-адмиралу С.А. Пустошкину. В составе ЧФ тогда числилось: «Годных к службе кораблей 110 пушечных два: Ягудиил и Ратный; 74 пушечных два, 66 пушечных два. Фрегатов от 54х до 26 пушек шесть». К этим силам назначался 17-тысячный отряд десантных войск (пехота, конница, артиллерия и инженерные войска).

20 февраля 1807 года Чичагов предписывал С.А. Пустошкину: 1. Выступить из Севастополя в начале апреля, идти соединенно с перевозными судами, у встречающихся по пути судов «разведывать о турецком флоте и приблизиться к Константинопольскому проливу ночью или во время тумана, незаметно от турок». 2. Войдя в пролив, «обратить огонь на береговые батареи и сбив их или заставив замолчать, плыть далее», а потом начать высадку десанта в Буюкдере или в другом удобном месте. Десантным войскам достигнуть района Топхане, где находился литейный завод, и Адмиралтейства. «По близости к оным от Буюкдере, и как там и дорога довольно хороша, нет сомнения, чтобы десант не мог в короткое время перейти к сему месту, где обыкновенно стоят суда их, находятся магазины, где хранится хлеб городовой и разные продукты частных людей; неподалеку также находится большой артиллерийский парк, казармы для канонир и литейная», - разъяснял министр.

После артподготовки и бомбардировки указанных районов, «с помощию брандеров атаковать турецкий флот. 3. Вынудив противника отступить, немедленно продолжать следовать к Константинополю, обстреливать его с моря, а десанту двигаться на столицу с сухого пути». По мере приближения к турецкой столице, «навести страх со всевозможным вредом на сераль, город и жителей». 4. В случае успеха потребовать от Порты свободного прохода эскадры Сенявина через Дарданеллы, а если захват Константинополя окажется невозможным, равно как и обратный выход из Босфора в Черное море, «то возвращаться в родные порты, пробиваясь через Дарданеллы» вместе с эскадрой Сенявина».

Подготовка Черноморского флота возлагалась на главного командира маркиза де Траверсе, десантных войск – на А.-Э. Ришелье, француза на русской службе, который в 1815 г., после поражения Наполеона, вернулся во Францию и занял пост первого министра при дворе короля Людовика XVIII. В виду того, что местопребывание Траверсе находилось в Николаеве, а Ришелье в Одессе, то из Петербурга им поступило указание «как возможно скорее съехаться на совещание и решить вопрос окончательно». Того же 20-го февраля 1807 года высочайший указ получил и генерал Михельсон: перед отправлением ЧФ к Босфору он должен «решительными действиями со стороны Молдавии и Валахии отвлечь турецкие силы от Константинополя». У профессиональных военных и специалистов-историков эти расплывчатые формулировки морского министра сразу вызвали вопросы. Так, план П.В. Чичагова совершенно не продуман детально с точки зрения тактических действий флота и его взаимодействия с сухопутными войсками; отсутствуют в нем и система организации разведки, подробные разработки по захвату босфорских высот, не учтены такие важные факторы в эпоху парусных флотов как роза ветров и характер течений пролива, нет данных о система укреплений Босфора. Поставленные П.В. Чичаговым задачи неизбежно влекли за собой разбрасывание сил Д.Н. Сенявина, за счет чего противник получал возможность разбить их по частям. В целом же, задание выглядело неясным и неопределенным.

Секретные инструкции Чичагова по выполнению задания «Дарданеллы - Босфор Константинополь» вызвали большое недоумение и у адмирала Д.Н. Сенявина, и прежде всего – из-за отсутствия четких указаний о времени начала операции и ясности в отношении взаимодействия с Черноморским флотом. Чичагов не установил и постоянной связи Сенявина с Дунайской армией и впоследствии, при подходе к Дарданеллам, Дмитрий Николаевич нашел возможность дать знать о себе на Черное море. Как моряк с уже достаточным опытом, он хорошо понимал, что такая масштабная и ответственная задача требовала предварительного изучения будущего театра военных действий и получения точных сведений о реальных силах противника. Кроме того, в инструкциях морского министра ни словом не говорилось об операциях на азиатском берегу Босфора – на случай, если обстоятельства вынудят Сенявина и Пустошкина действовать и там.

Ни в одном документе, подписанном Чичаговым, не имелось такой важной исходной информации, как указания количества турецких кораблей и их рангов, сведений о судах старой и новой постройки, об уровне подготовки личного состава. Между тем, линейные корабли турок отличались добротностью и качеством постройки – их строили французские инженеры по новым технологиям. Корабли и фрегаты были снабжены полным комплектом боезапасов и укомплектованы моряками из греков, в основном с островов Идро, Специи и Крита, отлично знавших морскую службу, а турецкий капудан- паша считался одним из лучших адмиралов. Другое дело, что против российских эскадр, которым назначалось прорываться к Константинополю, Турция могла выставить тогда не более 10 линейных кораблей, поэтому при грамотном учете всех факторов операция по захвату Босфора совместно с английским флотом, несомненно, могла бы стать успешной. Например, преимущество действию флота со стороны Черного моря в течение поздней осени обеспечивал дувший N – северный ветер, правда, противный (встречный) эскадре Сенявина и Дукворта со стороны Дарданелл, но чаще переменяющийся в зимние месяцы. Свои соображения Дмитрий Николаевич высказал в ответных письмах в Петербург. Так, в письме от 3 (15) февраля 1807 года (из Корфу) он писал, что эта неопределенность поставила его в очень затруднительное положение. К тому же, он ничего не знал и о судьбе российской миссии в Константинополе во главе с посланником А.Я. Италинским, успела ли она выехать она из турецкой столицы или нет, а от самого Италинского он никаких известий еще не получал. Миссия так спешно покидала Константинополь, что Андрей Яковлевич просто не успел установить связь с Сенявиным.

Что также важно, Сенявин докладывал, что с имевшимися у него силами он не может выполнить все пункты задания, а именно, отрядить корабли к Египту, к Сицилии и в Адриатику, да еще несколько судов оставить для защиты Корфу. Для него было очевидно, что разбрасывание сил давало противнику возможность разбить их по частям. Дмитрий Николаевич не мог помешать и французам поддерживать отношения с турками, так как французские войска уже заняли Рагузу и пограничную с Турцией Далмацию. В подтверждение он приложил общую ведомость судов эскадры:

В Архипелаге В Бока ди Катаро У Курцоло В Корфу
Корабли: Корабли: Фрегаты: Корабль Азия
Сильный Св. Петр Легкий Фрегат Кильдюин
Рафаил Св. Параскева Автроил Транспорты:
Скорый Москва Катер Стрела Херсон
Мощный Бриг Феникс Бриг Летун Диомид
Св. Елена Корвет Дерзкий Бриг Александр Корвет Павел
Твердый Шхуна Забияка
Селафаил Тендер Азард
Уриил
Ярослав
Ретвизан
Фрегат Венус
Шлюп Шпицберген
Корвет Флора

Сенявин доложил начальству и о его переписке с английским вице-адмиралом Катбертом Коллингвудом. Находясь на боевом дежурстве в южной Атлантике, Коллингвуд извещал Сенявина о скором прибытии в Архипелаг и просил присоединить к нему четыре корабля, но не сказал, для чего. Поэтому, в силу уже полученных высочайших повелений, Сенявин отказал Коллингвуду и, в свою очередь, просил его отделить несколько кораблей, чтобы вместе выйти из Архипелага к Дарданеллам.

Британская дипломатия правильно прогнозировала события и предвидела, что Наполеон спровоцирует двусторонние разрывы отношений – между Россией и Англией, и между Россией и Турцией. Поэтому осенью 1806 года правительство Англии (независимо от петербургских разработок) приняло решение форсировать Дарданеллы; приказ на выполнение операции получил вице-адмирал Джон Дукворт. Ему ставилась задача осуществить бросок к Константинополю, потребовать от Порты передать англичанам свой флот со всем снаряжением и запасами, а в случае отказа – подвергнуть город бомбардировке и уничтожить турецкий флот. Таким образом, англичане предпочли действовать с турками решительно, не ограничиваясь полумерами. Как видно, в некоторых вопросах взгляды Лондона и Петербурга совпали. К моменту разработки задания «Дарданеллы – Босфор» соотношение сил выглядело так:

Турция Россия
С.А. Пустошкин (ЧФ) Д.Н. Сенявин
Англия
Линейные корабли
10 6 9-10 7
Фрегаты
10 5 1-2 2
18 корветов,
100 малых судов
2 брига,
7 транспортов,
50 канонерских лодок
1 корвет,
1 шлюп
2 бомбардирских судна

Британские морские историки пишут, что «в разработанный план вмешался Коллингвуд. Он выразил сомнение, сможет ли Дукворт справиться один, собственными силами, без поддержки русских, поэтому потребовал, чтобы Дукворт поставил в известность командующего русским флотом вице-адмирала Сенявина и попросил у него четыре корабля».42 Вскоре и самому же Сенявину стало известно о выходе к Дарданеллам сильной эскадры адмирала Дукворта, и несмотря на прежнюю неизвестность судьбы А.Я. Италинского, Дмитрий Николаевич поспешил туда же.

Оставив для защиты Ионических островов, Бока-ди-Каттаро и Далмации четыре корабля, пять фрегатов, два корвета и пять бригов, 10 (22) февраля 1807 года он с 10 кораблями (флагманский 74-пушечный «Твердый»; мог нести до 90 орудий), одним фрегатом, корветом и шлюпом отплыл от Корфу. На эскадре находились два батальона Козловского мушкетерского полка (950 человек) под начальством полковника Ф.Ф. Падейского, 36 гарнизонных артиллеристов и 250 албанских легких стрелков. Находясь уже в пути, Сенявин получил инструкции Чичагова о высадке десанта у мыса Сан Стефано: «Как неподалеку от сего места на пути к Константинополю находятся пороховые их магазины, коими или завладеть, или истребить было бы полезно, то произведение тамо высадки тем более желательно», - советовал министр.

В начальных числах марта, при подходе к Тенедосу, Дмитрию Николаевичу доложили о стоявшей на якоре английской эскадре в составе кораблей «Canopus» (80 пушек), «Pompée» (74), «Windsdor Custle» (98) и двух бомбардирских судов (флаг Дукворта – на 100-пушечном «Royal George»). Через два дня состоялась встреча двух адмиралов, и Дукворт рассказал о неудачной попытке прорыва через пролив. Дмитрий Николаевич опоздал. Операцию по форсированию Дарданелл Дукворт начал 7 (19) февраля 1807 г., и плохое состояние фортификационных сооружений на обоих берегах позволило англичанам благополучно миновать их – выстрелы с береговых батарей не причинили никакого вреда. При входе в пролив англичане встретили турецкий отряд судов в составе одного 64-пушечного корабля, четырех фрегатов, четырех корветов и двух бригов; за исключением корвета и лодки, Дукворт сжег эти суда и беспрепятственно проследовал дальше.

9 (21) февраля эскадра Дукворта стала на якоря в Мраморном море. Вернувшийся вместе с ним английский посол Ч. Арбутнот, как и обещал, предъявил Дивану жесткий ультиматум: удалить французского посла, возобновить союз с Россией и Англией, вернуть русским кораблям право прохода через Проливы и выдать англичанам свой флот. В противном случае Арбутнот пригрозил уничтожить Османскую столицу.44 Когда английская эскадра появилась в проливе, в Константинополе началась страшная паника. На улицах толпы людей требовали удалить министра иностранных дел Рейс-эфенди и выгнать французского посла как главных виновников их несчастий, и Диван уже намеревался принять эти требования, но Себастиани вновь удалось переломить ситуацию в свою пользу. Он посоветовал вступить с англичанами в дипломатическую переписку, а самим в это время срочно заняться укреплением Дарданелл. До сих пор английские исследователи не могут понять, почему опытные Арбутнот и Дукворт поддались на эту уловку, тем более что Дукворт имел четкие указания руководства после подачи ультиматума не позволять туркам тянуть время, даже «если они будут просить продлить им срок еще на полчасика». Переговоры шли медленно, и пребывание англичан в Мраморном море становилось все более опасным.

Пока английские начальники ждали официального ответа на ультиматум, турки спешно усилили оборону, возвели дополнительные фортификационные укрепления, а суда расставили в такой диспозиции, что при попытке прорыва английская эскадра неминуемо будет поставлена в три огня. В итоге, Дукворт решил не рисковать и уходить к Тенедосу, но как только его эскадра приготовилась сниматься с якоря, наступил штиль, чередовавшийся с маловетрием. Так продолжалось в течение девяти дней. Паруса обвисли, корабли стояли без движения и положение англичан сделалось еще более опасным. На десятый день подул свежий ветерок, корабли начали обратное движение к проливу, и тогда турки встретили их шквальным огнем со всех береговых батарей.

Свой взгляд на попытку прорыва Дукворта к Константинополю Сенявин изложил в донесении в Петербург: «Покушение сие совершено было с большим успехом, и англинская эскадра проходя Дарданельские укрепления без чувствительного повреждения кораблей, достигла последней батареи на Азиатской стороне... Дукворт усмотря по всему 19 берегу укрепления, коих он не предугадывал прежде и видя флот турецкий из 18 ти линейных кораблей и 8 фрегатов, устроенный у сих укреплений таким образом, что атакующий подвергался повсюду трем огням», отказался от штурма.46 Корабли получили серьезные повреждения, о которых Сенявин также доложил: «Одно ядро пробило грот- мачту двухдечного корабля, второе каменное ядро диаметром 27 дюймов попало в этот же корабль в пушечный станок и разбило его вдребезги. Другой потерял фор стеньгу и фока рей, третий получил большое каменное ядро в бархоут, которым сделан чрезвычайный перелом и корабль неминуемо утонул, если бы оное ядро попало на один фут ниже. Два фрегата так раздроблены в корпусе, что не могут более быть в открытом море. Большие каменные ядра пробили борты фрегата навылет... Потери в людях составили 100 человек».Пострадавшие корабли Дукворт отправил на Мальту. Понимая положение английского адмирала, Сенявин, тем не менее, еще раз предложил ему совместными силами форсировать Дарданеллы и совершить «вторичное против Константинополя покушение». Однако Дукворт решительно отказался, в устной и письменной форме, а затем отплыл к Египту.

А что же происходило в это время на черноморском театре? Окончательно судьба Босфорской экспедиции решилась в Одессе. Оказывается, еще за неделю до того, как контр-адмирал Пустошкин получил последние инструкции, главный командир ЧФ Траверсе и военный губернатор Новороссии Ришелье после совместного обсуждения плана экспедиции, как о том просил их Чичагов, признали ее слишком рискованной. Они представили свое мнение, которое, по сути, повлияло на исход всего дела. Вот их отзыв: «1807 год, февраля 12-го дня. Приняв в разсуждение план экспедиции предполагаемой на Черное море, с отрядом назначенных в оную сухопутных для десанта войск, обязанностию нашею почитаем обратить внимание, что из числа определяемых в сию экспедицию сухопутных войск, в 13 мушкетерских и егерских и 6 гарнизонных баталионах, не имеющих еще полного комплекта, состоит рекрут до шести тысяч двух сот человек, щитая в минувшем только 1806-м поступивших и в нынешнем году ожидаемых в марте… Старослужащие солдаты в полевые полки неспособные, равно как и штаб и обер офицеры». Подписано: «Адмирал маркиз де Траверсе и генерал лейтенант дюк де Ришелье». Посовещавшись, оба начальника решили, что высаживать десант в Босфоре нельзя из-за преобладания старослужащих солдат, неспособных к активным действиям, а новая партия рекрутов прибудет к флоту только в марте. «С таким войском, - резюмировал Траверсе, - нельзя ручаться за успех, и мы не осмеливаемся отваживать на удачу, честь и славу целой России».

Прочитав такой отзыв, император Александр всерьез задумался о примирении с Турцией, для чего направил к Сенявину дипломатического чиновника К.-О. Поццо ди Борго с поручением через парламентеров провести переговоры с турками «и склонить их к миру». Если же миссия полковника не удастся, то тогда Сенявин должен «решительными военными действиями наведя на них страх, преклонить к миролюбивым расположениям». Об этом Александр I уведомил адмирала 12 марта 1807 г., а Чичагов продолжал уверять, что «со стороны Черного моря прилагается всякое старание, чтобы в течение наступающего лета изготовить экспедицию для отправления к Босфору». Теперь, судя по последней фразе морского министра, операция по захвату Константинополя переносилась на лето, но она не состоялась никогда. Траверсе и Ришелье всю вину возложили на плохое состояние войск и на неподготовленность набранных рекрутов, но это только отговорки. Истинную причину их поступка, по всей вероятности, узнать уже не удастся. Морские историки XIX в. открыто высказывали возмущение по поводу того, что «прорыв флота через Босфор доверили двум кровным французам». «Ришелье, - говорили они, - окончивший свою карьеру в должности первого министра Франции, доказал, что он все-таки был француз. Траверсе же, хотя и сделавшийся Иван Ивановичем и пензенским помещиком, перестал быть французом, но и так не сделался русским». Говорили и так: «Бедный Черноморский флот имеет по нещастию начальника французского эмигранта, который хитростию своею, без всякой заслуги, скоро произошел в адмиралы…, но ни в России, ни во Франции кораблями никогда не командовал». Жесткую характеристику дали и П.В. Чичагову, назвав его «стратегом-дилетантом».

Классическая истина гласит: история не приемлет сослагательного наклонения. Тем не менее, на протяжении вот уже более двух столетий военных историков не перестает волновать вопрос: мог ли тогда Сенявин прорваться через Дарданеллы, и не упустил ли он редкую возможность захватить турецкую столицу, чтобы оттуда продиктовать Высокой Порте мир на условиях России? Наверное, все-таки мог – при учитывании всех выше перечисленных факторов, при четком взаимодействии с английской эскадрой и с Черноморским флотом, а также при соблюдении принципа внезапности нападения. Но ни с Черноморским, ни с английским флотом взаимодействия не получилось, а англичане успели сильно «наследить» в проливе и вынудили турок принять ответные меры. Отметим также, что в отличие от адмирала Дукворта, Дмитрию Николаевичу была хорошо известна топография Константинополя и слабые места обороны Проливов. В его распоряжении находился незначительный, но закаленный боевым опытом Козловский мушкетерский полк, прошедший выучку А.В. Суворова. Но самое главное, Сенявин знал психологию турок и их обычаи, которые также можно было учесть. Еще в 1798 году, командуя кораблем «Св. Петр» (в составе эскадры адмирала Ф.Ф. Ушакова), Дмитрий Николаевич почти месяц пробыл в Константинополе в ожидании подготовки турецкого флота. Поэтому для проведения операции наверняка бы воспользовался благоприятным временем – приближающимся праздником Рамазана, когда оборона фортов и укреплений значительно ослабевала и у орудий оставалось совсем мало артиллерийской прислуги. И даже если Сенявину пришлось бы начинать операцию одному, без поддержки англичан, то в случае успешного продвижения эскадры к Константинополю со стороны Дарданелл и одновременно флота со стороны Черного моря, адмирал Дукворт, вероятнее всего, решился бы присоединиться к русским. А при таком раскладе положение турецкой столицы и флота неминуемо сделалось бы совершенно безнадежным.

Российские аналитики позапрошлого столетия обратили внимание на ошибку и самого Дмитрия Николаевича, которую он особенно ощутил после Афонского сражения. Эта ошибка заключалась в том, что для закрепления окончательного успеха адмирал не обеспечил себе преимущество на море, которое являлось главным принципом стратегии. Несмотря на свежие в памяти флотоводцев примеры действий Г. Нельсона под Абукиром и Трафальгаром, принцип господства на море – то, что англичане называли Сommand of the sea, еще не получил широкого признания. Не обеспечив себе преимущество на море, Сенявин занял десантными войсками Тенедос, удерживать который приходилось ценой больших усилий; заняв этот остров, адмирал связал себя и в дальнейших действиях против турецкого флота. Угроза высадок турецкого десанта не позволила Сенявину в полной мере воспользоваться плодами своей победы в Афонском сражении, догнать противника и уничтожить его. В качестве операционной базы Тенедос находился в невыгодном географическом положении из-за близости к Анатолийскому побережью, за счет чего турки перебрасывали к Тенедосу десант на мелких гребных судах. Кроме того, русские не уничтожили фортификационные сооружения Тенедоса сразу после его захвата и совершенно не учли того обстоятельства, что дувший летом северный ветер создавал преимущество противнику при выходе из Дарданелл, когда турецкий флот находился на ветре. Сенявину следовало занять остров Имбро (Имброс) севернее Тенедоса, который в стратегическом отношении расположен в более выгодном месте, далеко от Анатолийского берега. Но – в истории нет сослагательного наклонения...

План «Дарданеллы - Босфор - Константинополь» провалился. Сенявин остался один на произвол судьбы у острова Тенедос, а Черноморскому флоту отводилась второстепенная роль: его задачи сводились к взятию турецких крепостей на западном побережье Кавказа – Анапы и Сухум-Кале, и к действиям гребной флотилии на Дунае. 28 февраля 1807 г. на флагманском «Твердом» собрался военный совет, который единогласно постановил: флотом не рисковать, от прорыва к Константинополю отказаться, занять остров Тенедос «как необходимо нужным для получения пресной воды и самого удобного пристанища кораблям» и ограничиться блокадой Дарданелл, пресекая туркам подвоз продовольствия из Архипелага. В данном случае, как и в связи с занятием Бока ди Катаро, отметим смелось решений командующего. Дмитрий Николаевич не бросался слепо выполнять все предписания и указы императора, а исходил из собственных соображений и действовал по обстановке.

1-го марта 1807 г., сразу после ухода английской эскадры, Сенявин отрядил к Тенедосу корабли «Ретвизан», «Рафаил» и фрегат «Венус» под начальством контр-адмирала А.С. Грейга, поручив ему передать турецкому губернатору предложение сдать остров без боя, во избежание кровопролития. Двухдневные переговоры Грейга ни к чему не привели – турки намеревались защищаться «до самого нельзя», и тогда по приказу командующего приступили к высадке десанта. О подробностях взятия Тенедоса Сенявин доложил императору: 8-го марта «все корабли и прочие суда вступили в свои места. От рассвета начали действовать из пушек по берегу для очищения места, где турки занимали свои позиции. Крепость открыла огонь по кораблю Рафаилу. Корабль ответствовал крепости с совершенною исправленностью, так, что редкое ядро непричиняло вреда неприятелю». В семь часов пополудни в двух пунктах острова высадился российский десант. Легкие стрелки (албанцы) сбили турецкие передовые посты и расчистили путь регулярным войскам, которые под прикрытием двух полурот сосредоточились на высотах и ожидали приказа. Затем, разделившись на две колонны, они двинулись к крепостным сооружениям; легкие стрелки обеспечивали прикрытие колоннам десантных войск.

Сенявин лично присутствовал при штурме ретраншемента, который обстреливали из полевых орудий, и по мере приближения к главному «форштату, ударили с двух сторон в штыки прямо на ретраншамент, и по некотором сопротивлении овладели оным, отняв у неприятеля пять знамен». Под натиском российских войск противник бросился в главную крепость. «Отряд первой колонны гнал их почти до крепостных ворот, поражая на каждом шагу. Вторая наша колонна взяла штурмом малую крепостцу. Сим кончилось сражение и оставалась только небольшая перестрелка с главною крепостию. Мы открыли по оной канонаду из полевых пушек. Войска расположились в три линии вокруг форштата, который ночью турки зажгли дабы очистить крепость».

На следующий день, 9 марта, Сенявин направил к туркам одного из пленных – передать «коменданту крепости, чтоб он неупрямился более в здаче. От такового упрямства выйдут те следствия, что гарнизоны их должны будут все погибнуть». Командующий приказал демонстративно, на виду у противника, сооружать батареи, намереваясь одновременно начать бомбардировку крепости с моря и с суши. 10-го марта Сенявину доложили, что прибыл турецкий чиновник с согласием капитулировать, но с условием – отпустить весь гарнизон вместе с семьями и гражданскими лицами на Анатолийский берег, на что Дмитрий Николаевич дал свое согласие. 11-го марта гарнизон численностью до 1200 человек и около 600 женщин и детей переправились на Анатолийский берег.

О дальнейших событиях Дмитрий Николаевич уведомлял: «Узнал я, что в Дарданелах начальствует всеми морскими силами капитан паша Сейт-Али, и что он предположил атаковать ескадру мне вверенную и овладеть крепостью и островом Тенедос. 7го числа с восхождением солнца телеграф дал мне знать, что турецкая эскадра снимается с якоря. К полудню вышла из пролива, направила путь к Тенедосу и расположилась на якорях выше островков Маври к берегу. Всех числом кораблей 8мь, между которыми один 3х дечный и два 80-пушечные, фрегатов 6ть, шлюпов 4, бриг 1, лансон и канонирских лодок до 50ти. Флагманов капитан-паша, капитан-бей, патрона-бей и один адмирал, начальствующий гребной флотилией».

Дмитрий Николаевич надеялся, что турки даже со значительными силами не смогут быстро захватить Тенедос, поэтому принял решение отойти на несколько дней от острова, чтобы движениями эскадры увлечь за собой флот противника, «если он дерзнет показаться в море», отрезать от пролива и навязать ему бой. Отход от Тенедоса был необходим и по причине неудачного места якорной стоянки российских кораблей, что давало возможность противнику подойти к ним на гребных судах и совершить диверсию, например, пустить на них зажженные суда (брандеры). Поэтому, обойдя Тенедос с юга, русская эскадра пошла к острову Имбро. За время ее отсутствия турки высаживали на Тенедос десант, но попытка закончилась неудачно, а 10 – 11 мая 1807 г. произошло Дарданельское сражение.

Заметив в проливе турецкую эскадру, Сенявин поднял сигнал «генеральной погони». Во время преследования ветер стих, а когда к вечеру подул свежий вест, турецкая эскадра на всех парусах поспешила войти в Дарданеллы, под защиту береговых батарей. Несмотря на приближавшуюся темноту, Сенявин приказал атаковать противника, для чего кораблю «Рафаил» идти передовым, задним войти в кильватер «Твердому». Императору он пишет: «Вскоре потом сражение началось и продолжалось почти 2 часа. По прекращении на обеих ескадрах пальбы, отлавировав мы от пролива, за тихостию ветра остановились на якорь у островков Маври. При сем сражении контр адмирал Грейг, капитаны кораблей, офицеры и команды оказали совершенную исправность, храбрость и расторопность, сражаясь почти под стенами батарей. Проходя среди турецкой эскадры, бились временно на оба борта и на весьма близком расстоянии. Корабль Уриил толь близко миновал вице адмиральский турецкий корабль, что утлегарь последнего зацепился за эренс тали и переломился... Бегство турецких кораблей было столь поспешно, что три корабля стали на мель между батарей». Россияне потеряли убитыми 26 человек, ранеными 60. Среди убитых был капитан-командор Иван Александрович Игнатьев, который привел к Корфу третью эскадру; во время сражения он находился на левом шкафуте корабля «Сильный», когда турецкое ядро попало ему в голову. Корабль получил пробоину в корпусе в результате попадания 60-фунтового каменного ядра.

Утром 11 мая моряки, заметив в проливе турецкие суда, предприняли попытку возобновить сражение, но сильное дарданелльское течение выносило русские корабли из пролива. Дмитрий Николаевич очень переживал, что ему не удалось тогда полностью разбить турецкий флот. Он напишет графу Г.Д. Моцениго: «Естьли сражение 10-го числа не имело решительных для нас последствий, по крайней мере смело полагать можно, что неприятель нескоро покусится вторично выходить из засады». Началась блокада Дарданелл. Турецкую столицу потрясали народные волнения, вызванные голодом и взлетом цен на продовольствие, так как подвоз к Константинополю основных продуктов питания и зерна из Архипелага и Египта стал невозможен. К бунтующей «константинопольской черни» присоединились недовольные янычары, а результатом стало свержение султана Селима III и воцарение Мустафы IV.

Повторное сражение произошло 19-го июня 1807 г. между Лемносом и полуостровом Афон. Историография называет несколько вариантов состава турецкого флота под начальством капудана-паши Сеида-Али58, но в хранящемся в АВПРИ «Журнале военных действий Российской Ескадры в Архипелаге от 10 до 28 числа июня 1807» Сенявин указывал: «На рассвете 19го увидели 9 кораблей, три больших фрегата, 3 шлюпа и два брига». То же самое количество кораблей противника – девять, стоявших в линии баталии, указано и в сохранившемся до наших дней вахтенном журнале участника того сражения корабля «Скорый» (РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 2804. Л. 183). На страницах этого журнала изображена боевая линия турецкого флота – девять кораблей, а четыре фрегата, бриг и два корвета стоят, как и положено, за линией. В центре турецкой линии находится трехдечный корабль и 80-пушечный корабль адмирала Бекир-бея «Сед-Эль- Бахр» («Оплот моря»), взятый позже в плен русскими моряками.

Рано утром 19-го июня дул тихий, брамсельный ветер и для прибавления хода, совершения необходимых маневров и построения в боевую линию на эскадре Сенявина поставили верхние паруса – бом-брамсели. В вахтенном журнале «Скорого» содержится очень интересная информация. Оказывается, перед началом сражения, в начале 6-го часа утра, на флагманском корабле «Твердый» подняли французский флаг, а «при французском флаге белый с красным шахматный флаг, означающей № 1, что по предписании значит отаковать неприятельских флагманов» попарно, двумя кораблями. Вероятно, французский флаг поднимали для первичной маскировки, введения противника в заблуждение, когда от него находились еще достаточно далеко, и в целях выиграть время. Рассмотрев вдалеке французский флаг, турки могли сразу и не подготовиться к бою, а это давало русским важное преимущество. Непосредственно перед сражением поднимали российский флаг.

В вахтенном журнале «Скорого» графически показано и разделение Д.Н. Сенявиным своей эскадры на тактические группы: это корабли «Твердый» - «Скорый», «Селафаил» - «Уриил», «Рафаил» - «Сильный», «Мощный» - «Ярослав», «Ретвизан - Елена». «Скорый» следовал в кильватер флагманскому «Твердый». Таким боевым порядком спускались на турецкую линию, затем легли в дрейф и приготовили шлюпки для отбуксирования неприятельских брандеров.

Турецкие корабли, построенные французскими мастерами, были быстроходнее; по численности артиллерийского вооружения соотношение сил тоже выглядело далеко не в пользу русских – турки имели явное преимущество в артиллерии (примерно 1200 орудий против 754). Поэтому для максимального задействия силы огня с одного борта, Сенявин решил атаковать противника так, чтобы на каждого турецкого флагманского корабля пришлось два российских. Для этой цели он и назначил тактические группы, чтобы заняв наветренное положение, на правом галсе атаковать противника. Такое построение историки единодушно назвали новым тактическим приемом адмирала! Рассчитывал Сенявин и на психологию турок: как признано опытом, они сражались до тех пор, пока в строю находились их флагманы.

Посмотрим, как ход сражения зафиксирован в вахтенном журнале. Турки, находясь под ветром, с дальней дистанции открыли огонь, русские - до сближения с противником - не отвечали на выстрелы:
«С двухдечного турецкого адмиральского корабля выстрелили из пушки ядром по передовым нашим кораблям, но ядро не достало. Вскоре и с двухдечного партикулярного корабля тож палено из пушки». Около 8 часов утра с флагманского «Твердого» последовал сигнал А.С. Грейгу атаковать неприятельский авангард, затем «сигналом велено всей эскадре приближиться к неприятелю и держаться к ветру. Сигналом велено кораблю Селафаилу приблизился к неприятельскому кораблю… Сигналом велено всей эскадре приближиться к неприятелю. Тогда ж корабль Рафаил, находясь поблизости турецкого адмиральского корабля, спустился в интервал под ветер между адмиральскими кораблями и от происходящей жестокой пальбы закрылся в дыму. Передовые же неприятельские корабли и один фрегат находились без движения, тогда через переговор с вице адмиральского корабля приказано нам спуститься и атаковать передовые неприятельские корабли и палить по оному чем заблагорассудится. Вскоре вице адмиральский корабль спустился к неприятелю. Вскоре Елена и вице адмиральский корабль в дыму закрылись, а мы, приблизясь на саму ближнюю дистанцию, производя пальбу по адмиральскому турецкому кораблю, наконец пришли на пистолетный выстрел, легли параллельно с оным и вступили с оным в бой. Потом подошел с правой стороны другой неприятельский корабль, поставя нас в 2 огня, почему отражались на оба борта ядрами, картечью, на левой стороне из ружей, мушкетонов и пистолетов, то ж и с адмиральского корабля. В таком положении находились больше ½ часа во ожидании вступить на абордаж. В ½ 11 го часа находящейся в праве неприятельский корабль удалился вперед и пальба между нами прекратилась. Адмиральский же корабль бывший влеве, стал придерживаться вправо и пошел под корму нас так близко, что утлегорь бушприта едва не задел за такелаж, и миновал, вышел на правую сторону, почему продолжали со оным бой с правой стороны. Вскоре пришел с левой стороны турецкий фрегат и приблизясь на пистолетный выстрел, вступил с нами в бой, почему мы вторично сражались на оба борта.

В продолжение сей битвы сражающейся с нами неприятельский корабль, получа великий вред в такелаже, имея все расстрелянные парусы, перебитый на бушприте утлегорь, удалился от нас. В начале 12 часа приблизились с левой стороны 2 неприятельские корабля, из коих один 3х дечный адмиральский. Сражающийся с нами фрегат получа великий вред в рангоуте, в густом дыму удалился, спускаясь под ветер. А означенные корабли производили пальбу жестокую, а мы, употребляя все возможные действа, палили ядрами, бранскугелями, и находясь уже под ветром задних неприятельских кораблей. Рангоут нашего корабля, стоячий и пробегающий такелаж весь тогда уже был перебит, и паруса уже все расстреляны, крюйс стеньги немного выше топами сбиты».

После полудня пальба с обеих сторон начала стихать, и через некоторое время сражение прекратилось. Таким образом, из вахтенного журнала корабля «Скорый» стали известны подробности Афонского сражения. Например, что тот же «Скорый», поставленный в два огня, стрелял на оба борта, или то, что Сенявин позволил палить по турецким кораблям «чем заблагорассудится», то есть фактически предоставил командирам полный карт- бланш, в том числе стрелять брандскугелями. Сам адмирал докладывал императору: «Я с кораблем Скорым спускаясь на передовые турецкие корабли и фрегаты, приказал контр адмиралу Грейгу атаковать авангард неприятельский, один корабль и два большие фрегата. Вскоре потом передовой фрегат сбит, а корабль держался еще несколько, потом лег на дрейф и тем движением остановил всех за ним последующих. Тогда Рафаил показался мне хотя с обитыми парусами, но проходил турецкую линию изрядно, и действовал артиллериею весьма исправно. Передовой турецкий корабль, будучи сильно избит, начал спускаться, чтобы действовать вдоль по кораблю Рафаилу, но мне удалось предупредить его, быть прежде на линии неприятельской и действовать левым бортом почти на три турецкие корабля». Затем сенявинский «Твердый» обстрелял приблизившейся к нему корабль капитан-бея, который носом проходил под бортом «Твердого». Между 11-ю и 12-ю часами «Твердый» вступил в бой с турецким арьергардом, который шел на помощь центру.

Очевидец вспоминал: сотни орудий «изрыгали смерть и гром, колебавшие не только воздух, но и самые бездны морские... Поражен двумя ударами вестовой, державший зрительную трубу. Картечь оторвала ему руку, когда он подавал трубу адмиралу, и в ту же минуту ядро разорвало его пополам и убило еще двоих матросов». Адмирал Сенявин, находясь на юте и шканцах «Твердого», в ходе сражения не терял инициативы. Его биограф писал: Ф.Ф. Ушаков «оставил ему в наследство маневр и еще раз маневр. И никогда прежде Сенявин не маневрировал так свободно и блистательно, как в Афонском сражении».

К 1 часу пополудни турецкие корабли оказались под ветром и начали покидать место сражения и уходить к полуострову Афон. В 1 ч 30 мин наступил штиль; русская эскадра осталась на месте и прекратила огонь. Командующий приказал исправить повреждения, в основном в рангоуте, намереваясь дождаться ветра и продолжить сражение. Ближе к вечеру заметили, как два турецких корабля и два фрегата сильно отстали от своих, и адмирал приказал догнать их и отрезать от главных сил. Ночью корабль «Селафаил» догнал 80-пушечный турецкий корабль адмирала Бекир-бея «Сед-Эль-Бахр» («Оплот моря») и взял его в плен. Россиянам достались богатые трофеи: на «Сед-Эль-Бахре» стояла превосходная медная артиллерия 42-х, 22-х и 12-фунтового калибра, но самое главное, на этом корабле находилось одиннадцать человек пленных русских моряков с корвета «Флора», разбившегося у побережья Албании. Упоминавшийся дипломатический чиновник Павел Свиньин вспоминал: «Бедные люди сии, почти нагие, прикованы были тяжелыми цепями к пушкам и принуждены палить» в своих соотечественников. «Янычары с обнаженными саблями наблюдали за их действиями», но самое удивительное, что за все время сражения ни одно русское ядро ни разу в них не попало. В Афонском сражении россияне потеряли 80 человек убитыми, 160 ранеными и ни одного корабля, турки потеряли три линейных корабля, четыре фрегата, свыше 1000 человек убитыми и 774 пленными.

В вахтенном журнале «Скорого» зафиксировано и количество выстрелов, сделанных из орудий этого корабля в ходе Афонского сражения: брандскугелями (зажигательными снарядами) – 766, чугунными ядрами 36-фунтовыми – 142, трубками скорострельными – 1670. «На каждую пушку сделано выстрелов от 26 до 27, из коих на левую сторону сделано более» (РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 2804. Л. 185). Если такое количество выстрелов принять за средние показатели с каждого корабля, то не сложно подсчитать, сколько выстрелов было сделано со всей эскадры.

Итак, победа. Правда, не такая, как Чесменская, когда сожгли весь турецкий флот, в чем Сенявина и обвинило морское начальство, но в условиях Афонского сражения, при резком неравенстве сил, он сделал все, что мог. Дувшие в течение следующих суток встречные ветры не позволили ему преследовать турок, к тому же, Дмитрий Николаевич беспокоился за Козловский мушкетерский полк, который оставался на Тенедосе, выдерживал тяжелые бои и нуждался в поддержке. Поэтому адмирал приказал следовать к Тенедосу, куда через несколько дней пришла сильная английская эскадра под начальством контр-адмирала Мартена (флаг на 100-пушечном «Queen»).

Мартен сообщил, что парламент вынес постановление выслать на усиление дружественной эскадры семь линейных кораблей, и если русский главнокомандующий сочтет необходимым, то в его распоряжение немедленно отправится флот в составе 22 кораблей под командованием сэра Коллингвуда. Конечно, англичане оказывали Сенявину большую честь, поскольку российские адмиралы никогда не командовали английскими флотами. Более того, когда отряд Мартена подходил к Тенедосу, с «Queen» салютовали русской эскадре 9-ю выстрелами, что очень удивило русских моряков, так как англичане никогда не салютовали первыми, даже союзным державам. Сенявин отсалютовал Мартену равным числом; вскоре после приветствий Мартен в парадной форме прибыл на «Твердый» доложить о цели своего прихода. Дмитрий Николаевич понимал, что просто так подобные «подарки» не делаются. Например, по опыту кампании 1798 – 1800 гг. он знал, что англичане долго не хотели действовать совместно с эскадрой Ф.Ф. Ушакова по освобождению Мальты от французов, опасаясь возрастания российского влияния в Средиземноморском бассейне, поэтому вел себя с англичанами сдержанно и осторожно. Через некоторое время к Тенедосу подошел и вице-адмирал Коллингвуд. На встрече адмиралы договорились соединенными эскадрами следовать к Дарданеллам, выяснить положение турецкого флота и при первой же возможности атаковать его и уничтожить.

1 августа обе эскадры лавировали у острова Имбро, а на следующий день на всех турецких судах выкинули белые флаги. Авангард соединенных сил под командованием контр-адмирала А.С. Грейга уже стоял перед самым входом в Дарданеллы, но дул постоянный норд, препятствовавший войти в пролив. На встречах 3-го и 4-го августа оба адмирала признали «невозможность предпринимать что либо против турецкой ескадры», как сообщил Дмитрий Николаевич в донесении императору. А 12-го августа и вовсе произошло непредвиденное: к Тенедосу пришел корвет «Херсон» с рескриптом Александра I о прекращении военных действий между Россией и Турцией и копией Тильзитского мирного договора.

По стечению обстоятельств, успешное сражение российских моряков против турок у полуострова Афон совпало с тяжелым поражением русской армии под Фридландом 25 июня (7 июля) 1807 г., что вынудило Александра I пойти на переговоры и подписать с Наполеоном в Тильзите (Восточная Пруссия) мирный договор. Россия обязался вернуть Франции Ионические острова и Далмацию, а Турции – Тенедос. Д.М. Сенявину император предписывал «воздержаться от всяких наступательных действий против турецких областей и флота, воздержаться от всяких неприятельских подвигов противу судов под флагами французскими» и избегать встреч с англичанами на море.

Дмитрий Николаевич немедленно проинформировал обо всем адмирала Коллингвуда. Буквально на следующий день, 13 августа, к Сенявину доставили приказ турецкого министра иностранных дел оставить Тенедос. Очевидец вспоминал: английские и русские адмиралы и офицеры расставались «с крайним нежеланием, с изъявлениями искренних чувств дружбы. Разлука была тем более прискорбна, что каждый из них думал о последствии неминуемой войны». Еще через десять дней к эскадре из Тильзита прибыли два курьера с высочайшим повелением от 28 июля – оставить Архипелаг, сдать французскому генералу Мормонту Боку ди Катаро, а находившиеся там войска отправить в Венецию; через австрийские владения они проследуют в Молдавию и Валахию, где соединятся с армией генерала И. Михельсона. Корфу сдать французскому генералу Ц. Бертье, а флоту возвращаться на Балтику. Не сложно представить настроения моряков, их переживания вместе со своим командующим. Блестящая победа, полный триумф, разгром турок и их бегство, наконец, гибель товарищей – и все напрасно. В одночасье, росчерком пера в Тильзите, Наполеон получал то, что досталось Сенявину и его подчиненным слишком дорогой ценой, особенно Бока ди Катаро, которую российские и черногорские войска удерживали больше года. Однако на этот раз выбора нет, и надо повиноваться. Взорвав крепость на Тенедосе, моряки отплыли к Корфу.

Несмотря на прекращение военных действий и сдачу Тенедоса, султан Мустафа IV не выдал фирмана на право прохода русских кораблей через Проливы. Обратный переход им предстояло совершить в крайне рискованной обстановке, так как английский флот блокировал все крупные атлантические порты Франции, что совершенно не учел Александр I. Император даже не предпринял попыток отдалить разрыв с Англией, которая восприняла Тильзитские соглашения как грубое нарушение Россией союзных обязательств. В итоге, Россия из союзников Англии автоматически перешла в стан ее противников, а основными пострадавшими в этой политической рокировке стали русские моряки и пехотинцы, одержавшие победы на суше и на море.

Итак, эскадре Д.Н. Сенявина не оставалось ничего другого как огибать Европу. Дмитрий Николаевич понимал, что в случае его встречи с англичанами неизбежно произойдет сражение, а возможно и не одно, исход которых трудно предугадать. Однако происходило что-то невероятное: на обратном переходе, на пути следования мимо балканских и итальянских берегов, россияне неоднократно встречались с английскими крейсерами, но те даже и не думали нападать на них. Возможно, английские моряки еще не успели получить приказа об атаке своих недавних союзников, или же просто намеренно не хотели вступать с ними в бой.

Тем временем, на Корфу начали прибывать французские войска, и над крепостью взвился французский флаг. В день именин Наполеона дивизионный генерал Луи-Цезаре Бертье в сопровождении блестящей свиты, штаба, музыкантов и барабанщиков явился в церковь Святого Спиридония. Видимо, удивление на лицах русских офицеров было так велико, что генерал поторопился выслать из церкви музыкантов, а гренадерам приказал снять шапки. Вечером в театре французские солдаты принялись орать «Vive Napoléon!»; в ответ русские матросы и солдаты на улицах громко закричали: «Да здравствует император Александр!».На Корфу генерал Бертье сразу же установил свои порядки: обязал обывателей поставлять его солдатам (каждому в день) по фунту мяса, два фунта хлеба и бутылку вина, снабдить их одеялом и постельным бельем, а в казармы доставлять дрова, свечи и воду. Бертье согнал в одно помещение всех портных, сапожников, мастеровых, торговцев вместе с их товарами – сукном, кожей, холстиной и приказал срочно шить одежду и обмундирование.

13 (25) сентября российская эскадра в составе кораблей «Твердый», «Скорый», «Св. Елена», «Селафаил», «Ярослав», «Ретвизан», «Сильный», «Мощный», «Рафаил», фрегатов «Венус» и «Кильдюин» навсегда покидала Корфу. Плавание до Гибралтара длилось 21 день. За это время моряки претерпели страшную бурю, ветер ревел, рвал паруса, деревянные корабли трещали и казалось, что вот-вот разрушатся. Наконец, добрались до Гибралтара. Комендант крепости и начальник порта приняли россиян вежливо и даже позволили закупить продовольствие, назначив за это самые высокие цены, но в предоставлении лоцманов категорически отказали. Дмитрий Николаевич очень тревожился: приближалась глубокая осень, возвращаться на Балтику было проблематично, корабли требовали ремонта, но другого выхода он видел, кроме как выходить в океан. Так и получилось. Вскоре после выхода в Атлантику начался сильнейший шторм, ночью море кипело, ветром корабли кренило так, что нижние реи касались волн, а когда волной подбрасывало вверх или с высоты валов с силой опускало вниз, то морякам казалось, что они вот-вот окажутся на дне.

В самом жалком состоянии, 9 ноября 1807 г. эскадра пришла на вид Лиссабона и вошла в устье реки Тахо. К тому времени в Петербурге официально объявили о разрыве с Англией, и моряки говорили, что эта буря спасла их. Правительство короля Георга III вынесло постановление: как только русская эскадра минует Брест, английские корабли настигнут ее, вынудят адмирала Сенявина сдаться и проследовать к британским портам, а в случае отказа – открывать огонь. Ко времени прихода эскадры к берегам Португалии, Лиссабон уже был оккупирован французскими войсками под командованием генерала А. Жюно, королевская семья эмигрировала в Бразилию, и всем распоряжался генерал Жюно.

Дмитрий Николаевич установил связь с российским консулом в Лиссабоне Андреем Дубачевским и просил его оказать эскадре помощь. Личный состав эскадры нуждался в отдыхе и лечении, а корабли в срочном ремонте. Дубачевский буквально выбивался из сил, стараясь помочь соотечественникам; всего в подчинении Дмитрия Николаевича находилось 5685 человек. 30 ноября (12 декабря) 1807 г. Дубачевский писал государственному канцлеру Н.П. Румянцеву: «Я в чрезвычайных затруднениях касательно продовольствия эскадры Его Императорского Величества. Обратился было к правительству Португальскому, но оное отозвалось, что генерал французской армии наложил печать свою на здешний таможенный дом, то и следует мне относиться к нему с моими требованиями». Дубачевский вошел с прошениями к генералу Жюно и, в конце концов, добился не только нормального снабжения эскадры продовольствием, но и «доступа к ней королевского мастера надсматривать за починкою» поврежденных судов.

Обратимся к подлинным приказам адмирала Д.Н. Сенявина во время стоянки в устье реки Тахо, только теперь уже не боевым, а касающимся снабжения эскадры и правил поведения личного состава:

1. «По многим несходствиям оказавшихся при приемах жидких вещей в приведении португальской меры на российскую, доставлены ко мне от Дубачевского португальские меры за печатью, в одну Алмуду, в половину в четверть оной, и при перемерке оказалось, что одна Алмуда содержит в себе российских 10 кружек и 10 чарок. По сему сравнению предписываю господам командующим все принятые на корабли с прибытия сюда жидкие вещи привести на российскую меру. Но естьли и после сего повстречаются какие затруднения или недостатки при приемах, то для разрешения оных могут приемщики получать вышеписанные меры с корабля Твердаго и делать свои приемы».
2. «В сырную неделю позволяется господам командующим увольнять на берег желающих офицеров на вечерние спектакли, но чтобы они по окончании спектаклей возвращались непременно к своим местам, и чтобы старались вести себя скромно, благопристойно и сколь можно приветливее, а паче в обращениях с иностранными предупреждали их своею угодливостию, изъявляя им все знаки взаимства и приязни, соответственно тому дружелюбному расположению кое с их стороны нам оказывается». «В будущую первую неделю Великаго Поста всем служителям по закону Христианскому отговеть и для сего во все шесть дней скоромнаго неупотреблять, а удовольствовать служителей кашею и кашицею и временно не кушать рыбу».

Случались, конечно, и побеги с кораблей, когда матросы под покровом ночи сбегали на берег. Сенявин приказал командирам усилить бдительность, в ночное время объезжать вверенные им корабли на гребных судах, «с пристойным числом вооруженных людей», и ежедневно утром к девяти часам присылать на «Твердый» отчеты «по прилагаемой форме». Интересен и такой случай: матрос 2 статьи Федор Корольков отпросился на берег. Раньше в «дурном поведении» этого матроса не замечали, поэтому начальство его отпустило, но вскоре выяснилось, что Корольков совершил кражу денег, а оказавшись на берегу, явился на французский фрегат и просился на службу его величества императора Наполеона. Но капитан фрегата, вместо определения Королькова во французский флот, тут же арестовал его и приказал доставить к Сенявину. На адмиральском «Твердом» состоялся суд, который постановил: «Комиссия военнаго суда по силе законов приговорила его Королькова за воровство наказать шпицрутенами, а за побег и намерение определиться в иностранную службу казнить смертию. Но как он со вступления в службу в штрафах и наказаниях не был и по молодым летам надеяться можно, что исправится и загладит усердною службою поступок свой, то облегчая участь его, определила наказать его Королькова, при собрании всей команды нижних чинов и служителей на каждом корабле и фрегате по 20ти ударов кошками. При исполнении сей экзекуции быть ротному командиру, у коего Корольков состоит в роте, и лекарю с корабля Скораго. По исполнении наказания оставить по прежнему на службе и записать преступление его и наказание в штрафной список».

В феврале 1808 г. Дмитрий Николаевич получил «Высочайшего Двора Декларацию», в которой говорилось: английское правительство постановило «поступать с судами нашими как с неприятельскими, и потому Россия в явной теперь войне с Англиею». Стоянка в устье реки Тахо тяжелым грузом сказывалась на моральном состоянии моряков. После боевых подвигов они вынужденно бездействовали, не знали о своей дальнейшей участи, а генерал Жюно постоянно требовал от Сенявина выхода в море для операций против англичан. Дмитрию Николаевичу стоило немалых усилий противостоять нажиму французского командования и отстаиваться у Лиссабона. Следом за известием о войне с Англией, ему доставили указ Александра I об увольнении от должностей английских офицеров, находившихся в подчинении Сенявина: двух капитанов 1 ранга, одного капитан-лейтенанта, одного лейтенанта, а также лекаря и хирурга. За исключением медиков, все офицеры отправились в Петербург сухим путем; вместе с ними выехал и контр-адмирал Алексей Грейг, хотя отдельным пунктом император пояснял, что на Грейга такая мера не распространяется из-за заслуг его отца и его самого.

В августе 1808 г. английские войска разбили французов, и последние оставили Португалию. Теперь с моря Лиссабон блокировала сильная английская эскадра под командованием вице-адмирала Чарльза Коттона: в его распоряжении находилось 13 линейных кораблей и 11 фрегатов – против 10 российских. Адмирал Коттон немедленно потребовал сдачи эскадры, на что Сенявин спокойно ответил, что не собирается сдаваться без боя. Оба командующих твердо стояли на своем, и неравный бой действительно казался неизбежным. В то же время моряки понимали, что даже если им удастся выйти из боя с наименьшими потерями и прорваться сквозь цепь блокирующих английских судов, то вряд ли они сумеют безопасно дойти до Балтики. Тогда консул Дубачевский посоветовал принять предложение Коттона, но с условием снабжать команды продовольствием и деньгами по положению российского Морского устава.

Начались трудные переговоры. Коттон настаивал на сдаче эскадры со всеми запасами и вооружением и возвращении экипажей в Россию сухим путем, Сенявина такие условия не устраивали. В итоге, Дмитрий Николаевич блестяще вышел из патовой ситуации. Он предложил адмиралу Коттону свои условия сдачи: корабли передаются английскому правительству в качестве залога, «под охрану» короля, и должны быть возвращены России сразу после восстановления отношений между двумя государствами. 5 сентября 1808 г., в устье реки Тахо, Д.М. Сенявин и Чарльз Коттон подписали Конвенцию, согласно которой корабли передавались на хранение Его Королевскому Величеству Георгу III («as a deposet») и возвращались России в течение шести месяцев со дня подписания мирного договора между Россией и Англией. «Флаг Российский не спускается ни в Лиссабоне, ни в Портсмуте... Вице Адмирал Сенявин с офицерами, матросами и служителями под его командою возвратятся в Россию без малейшего условия или постановления касательно будущей их службы. Они будут отправлены на военных кораблях или на приличных судах на содержании Его Великобританского Величества». В данном случае Д.Н. Сенявин действовал не только как военный моряк, отстоявший честь флага, но и как дипломат.

12 сентября российские корабли в сопровождении английских направились в Портсмут. Два корабля – «Ярослав» и «Рафаил» по причине гнилости корпусов и непригодности к дальнейшей службе все-таки пришлось оставить в Лиссабоне: их передали английским чиновникам со всеми припасами, парусами, такелажем и проч. На Спитхедском рейде Портсмута необычный конвой встречал тот же контр-адмирал Макензи, который в октябре 1805 г. приветствовал российскую эскадру дружественным салютом. Теперь ситуация диаметрально изменилась, и русские моряки оказались в плену. От Портсмута эскадра отошла к острову Уайт, где на целый год стала на якорь; в течение этого времени Дмитрий Николаевич даже ни разу не смог выбраться в Лондон и посетить российское посольство.

Также как и в Лиссабоне, в Англии возникли трудности с провиантским снабжением. Обращения к контр-адмиралу Макензи не имели действия – Макензи отговаривался, что в провиантских магазинах нет сливочного масла и других продуктов. Когда вместо масла он предложил выдать сахар, то Дмитрий Николаевич не выдержал: русским матросам, сказал он, сахар вреден для здоровья, поэтому если нет масла, то извольте выдать деньги (по цене масла), на которые мы будем покупать матросам «зелень и овощи, к коим они привыкли, и которые для них здоровы». Однако положение не менялось и стало еще хуже. Тогда Сенявин обратился с письмом уже на имя Морского министра Англии лорда Малгрэйва: «Продовольствие людей на Российских кораблях чрезвычайно худо выполняется, - писал он. - С начала прибытия в Англию масла совсем не получали, некоторые провизии не приняты за худым качеством, которые не могли служить в пищу даже скотине». Лорд Малгрэйв передал обращение русского адмирала на рассмотрение Лордов Адмиралтейства, и те дружно свалили всю вину на контр-адмирала Макензи.
Круг замкнулся.

В тот тяжелый период неоценимую помощь морякам оказал Семен Романович Воронцов, бывший посланник в Лондоне. Выйдя в отставку, он поселился в Англии и узнав о нуждах соотечественников, вызвался им помогать. Пользуясь своим авторитетом среди британских политиков, государственных деятелей и дипломатов, С.Р. Воронцов вместе со священником российского посольства в Лондоне Яковом Ивановичем Смирновым организовали общественные комитеты в поддержку российских моряков. Влиятельные британцы и сотни простых граждан организовали финансовые фонды за счет сбора пожертвований на нужды эскадры, и среди многих из них отметим владельца купеческой компании Джулиуса Ангерштейна. По собственной инициативе Ангерштейн образовал комитет «для вспомоществования русским пленным», за что Александр I удостоил его орденом Св. Анны 2 степени. Отметим и известный в Лондоне банкирский дом Гарман и Сº (Harman & Сº), который по просьбе священника Я.И. Смирнова и под его гарантии предоставил русскому правительству заем в 15 тысяч фунтов стерлингов. Этот заем полностью выплатило Государственное казначейство: из Петербурга деньги перевели на Гамбург, а оттуда они поступили в Лондон на имя банкиров Harman & Сº.

К концу августа 1809 г. английские власти объявили об отправлении российских военнослужащих в Россию; свыше пяти тысяч человек были посажены на 20 транспортов и в сопровождении военного фрегата «Chempion» покинули Спидхедский рейд. Все корабли эскадры Сенявина, за исключением «Сильного» и «Мощного», англичане признали неспособными к длительному переходу, поэтому предложили их продать и часть вырученной суммы вернуть. После окончания англо-русской войны 1808 – 1812 гг. за проданные корабли английское правительство вернуло России 66490 фунтов стерлингов.

Такова судьба эскадры вице-адмирала Д.Н. Сенявина. Историки спорят: Тильзитские соглашения явились политической необходимостью, вызванной поражением русской армии, или недальновидностью и нерасчетливостью российской дипломатии и самого Александра I. Мнения самые противоречивые, но несомненно одно: Россия лишилась важных стратегических позиций в Ионическом море и Адриатике, потеряла целую эскадру, а «разменной монетой» стали российские моряки, солдаты и офицеры, которые на пройденном боевом пути испытали радость победы и горечь финала.

Автор - Галина Александровна Гребенщикова
(доктор исторических наук, профессор, заведующая лабораторией истории флота и мореплавания Санкт-Петербургского государственного морского технического университета)

← Мастерская Modelsworld